Что есть время для человека, живущего всего, каких-то пару тройку десятилетий? Как много знали они об этой уклончивой даме с пустыми глазами? Почему стремились дотянуться до мимолетного образа, дабы хоть пальцем прикоснуться к ней? Зачем грезили бессмертием, наряду с всевластием? Знали ли они, как многое приходится пережить, стоит получить первую из этих двух зол? Нет, конечно, прекрасно быть тем, кто не умрет от удара в спину и способен многое в прах обратить, но эти глупые дети даже не представляли, как тяжело становится видеть смену эпох, изменение старинных  правил, разрушение, некогда великих, замков, что поражали великолепием своим. Порою, они просто не замечали, сколь много имели, но не могли удержать, ведь в их силах было сохранить пережиток прошлого, оставив, как дань уважения. Но нет, любимцы похоти и алчности умели лишь закрывать глаза, а единицы поднимали темные флаги, крича о неправильности действий. Но как  легко их сметало подавляющее число людей.

Все это так смешно, ведь каждый такой момент сохранялся в памяти и печален был факт, что постепенное обновление в итоге может привести лишь к краху, достигшей вершин своих, цивилизации. Хотя, возможно, для них, живущих одним днем, все это было не важно, ведь кошелька наполненность да звон монет заглушали мысли, подавляли чувства, заставляя смертных тонуть в этой гадкой жиже лжи. Спасенные однажды стали подобны грязи. И возможно лишь прожив несколько веков можно было заметить это медленное падение туда, во тьму, где были огненные долы и жители, что кровь так любо воспевали. И вроде бы печален сей факт, но с  этим глупо спорить лишь наблюдателю простому. Ему сейчас позволено смотреть, анализируя, но, не трогая, имея влияние, но не вмешиваясь. Только кто сказал, что бездействие будет вечным? Улыбка на губах причудливой дамы Судьбы, да мимолетное касание удачи, с шепотом над ухом «Жди».

И как порою легко сидеть под кроною дерева, лишь наблюдая за ветром, что медленно скользил по этой небольшой, давно заброшенной, рощице. Она была отдалена от большей части парка, являясь одной из критерий истинного леса, где нет привычных урн, мощеных дорог да людей. Почему он не любил их, видя лишь жалкое подобие разумных существ? Так забавно, не ведая причин, постоянно чувствовать негатив к ним, даже ненависть где-то там, за границей очерченных правил и памяти. Скользнуть пальцами по воздуху, чуть приподняв уголок губ, тут, пока никого нет, так легко попытаться воспроизвести это подобие улыбки, хотя, любой шорох, даже самый малый, разрушал подобную иллюзию покоя. Поток воздуха скользнул чуть вверх, медленно прикоснувшись к пальцам, дальше к рубашке, и вновь, смеясь, сбежал. Как же красиво… Самое интересное, перед уходом он таки переоделся в другую одежду, хотя. Лучше сказать, поддался мимолетному желанию, и та сама изменилась. Весьма приятный плюс его способностей.  Вздохнуть, прикрыв глаза. Тишина прекрасна.

Печальна судьба одинокого актера. Каждый раз новый сюжет, разные лица, другие маски, и вроде бы совершенно отличные друг от друга судьбы, но все равно раз за разом они сходились, находя нечто общее. Смешно, ведь зачастую это была именно печаль, а, может, даже боль? Но что есть она перед вечной мерзлотой? Способна ли черная стрела разбить твердый лед, лишь пожелав этого? Интересный вопрос, и, наверное, ответ можно найти, лишь копнув внутрь себя. Но как же глубоко нужно глянуть, дабы увидеть истину за ложью? Да и сколь длительными будут блуждания?  Минуту, час, вечность, а, может, всю жизнь. Но ведь зачастую рамки сковывают тело, одевая на глотку ошейник, что шипы свои под кожу вгонит, заставляя торопиться, делая необдуманные действия. Только иногда, если постараться, можно разглядеть маячивший где-то вдалеке огонек, именуемый теплом. Актеру не дано его заметить, а, может, он просто не желает этого? Хотя разница невелика, если перед глазами нет того, что, вроде бы, мелькает столь близко. Протянуть руку, коснуться... пустоты. Лживое тепло скользнет по пальцам и рассыплется, словно смеясь над глупыми потугами, меняющего свои маски странника, разбивая все надежды в прах. Но ведь можно сделать еще шаг. Погрузиться глубже во мрак проклятой души, пытаясь разглядеть, и, казалось бы, смилостивилось пламя, коснувшись языками своими холодных пальцев, вот только как легко свету стать олицетворением тени, если в итоге иллюзией окажется надежды крупинка. Вспышка, удар и крик, когда на стену из огня натыкаются пальцы, в момент вспыхивая, дабы остаться лишь обожженной конечностью – предупреждение. Вздохнув, порою лучше удалиться. Акт сделан, бой проигран, пусть, ведь однажды он продолжиться вновь.

Скользнуть пальцами по лбу, чуть правее – висок и едва заметно надавить, попытавшись прогнать отголосок боли, что так уверенно вонзил пару своих иголок в сознание. Противное, не столь любимое им, как другие, ощущение, когда кажется, что весь мир одна большая ошибка, которую стоит устранить. Но, ничего, еще пара секунд, и ранее пульсирующая, та пройдет, не оставив и следа своего пребывания, лишь отчужденность во взгляде мелькнет, не более того. «Как странно. До ответов так близко было, но та стена не пускает. Это ли подсознательное отрицание действий или же чужое вмешательство? Надо будет позднее попробовать еще раз» - подумать, вздохнув, когда очередной поток воздуха, смеясь, поднимет пару его прядей, перекрутив их, подобно небольшому хвосту, и вновь опустив. Приятное ощущение, даже родное, словно он делал так раньше – позволял воздушным потокам расчесывать пряди, перекладывая их. Прикрыть глаза, когда в очередной раз, мелькнув рядом, ветер резко колыхнет крону деревьев, заставив пару листьев упасть на плечи и голову его. Смешно. Но тут раздались тихие шаги, что быстрейшая из стихий услужливо дала услышать. Чуть приподнять бровь, наблюдая, как к нему приближается девочка, так странно наблюдая. Она даже остановилась напротив, смотря своими глазами в его собственные. Тут ветер, смеясь, скользнул по лицу гостьи, едва ли задев кожу, да приподняв несколько локонов, ероша.

- Что? – Тихо спросил он, наблюдая за девчушкой. Ветер уже прекратив играть, покорно начал скользить рядом, ероша листья на ветвистом дереве, пусть остальная поляна и была неподвижна, изредка вздрагивая.